– Сколько их там? – спросил Локе у капитана.

– По моим прикидкам – десять тысяч. Нас больше.

Локе нахмурился.

– Это слишком мало. Должно быть больше. Они подсылали сюда разведчиков. Они знают, сколько нас.

Издалека снова донеслось пение рогов. В шатер влетел гонец.

Он задыхался и едва держался на ногах, но все-таки как-то умудрился выдавить:

– Генерал, они наступают с юга и с востока! Их тысячи!

Локе кивнул, как будто именно это он и ожидал услышать, и встал.

– Трубите общую готовность. Выступаем через пять минут. Делите войска на три части. Первыми идут лучники, за ними – копейщики и пикинеры. Я веду войско на север, Дэвин – на восток. Оберон, возьмешь на себя юг?

– Возьму, – отозвался я. Локе кивнул.

– Мы постараемся для начала перестрелять столько, сколько удастся. Следите за подходами к замку. Если придется, мы перегруппируемся и будем его держать.

– Хорошо.

– Паркет, – обратился Локе к одному из своих адъютантов, – подбери лорду Оберону какой-нибудь доспех. Живо!

Под моим командованием оказалась огромная армия – двадцать пять тысяч пехотинцев, вооруженных копьями и пиками, около двух тысяч лучников и две тысячи кавалеристов. И все-таки я не мог избавиться от ощущения, что этого недостаточно. Нападение было прекрасно организовано. Адские твари знали, сколько нас тут, – и все-таки двинулись в наступление. Я чувствовал, что мы проглядели какую-то важную подробность.

Я посмотрел на небо, на черную клубящуюся тучу, нависшую над Джунипером. Может, они рассчитывают на молнии? Надеются, что те помогут уничтожить нас? Если нас отбросят к замку, мы неминуемо окажемся в зоне поражения...

Хотя – какой смысл беспокоиться об отступлении? Я невольно вздохнул. Если продержимся сегодняшний день, нам будет уже неважно, насколько далеко мы от замка.

Я выехал во главу отряда, вскинул меч и крикнул:

– Вперед, к победе!

Солдаты разразились одобрительными восклицаниями, и армия двинулась на юг.

Когда мы подошли к опушке, из леса бесшумно хлынули вражеские войска – поток адских тварей, вооруженных пиками. Их кавалерии пока было не видать, но я знал, что она где-то поблизости. Мы не могли дожидаться ее появления – наши лучники оказались бы под ударом первой волны нападающих.

– Лучники, готовсь! – скомандовал я, и горнист тут же повторил команду.

Наша передняя шеренга припала на колено, давая лучникам возможность выстрелить.

– Пли! – крикнул я.

Лучники дали залп. Над полем пронесся рой стрел. Передние ряды адских тварей полегли почти полностью, но из-за деревьев появлялись все новые и новые враги – бесконечным черным потоком.

Лучники продолжали стрелять, но адских тварей было слишком много. На месте каждой упавшей появлялось пять, и все они бежали на нас. А потом за их спинами показались размеренно приближающиеся всадники на огнедышащих конях.

Первые твари добрались до наших рядов.

– Пикинеры к бою! – скомандовал я горнисту.

Горнист протрубил сигнал, и наши лучники отступили. Строй пикинеров двинулся вперед, оглашая воздух яростными боевыми кличами. Лучники принялись стрелять навесом, поверх голов, по дальним рядам адских тварей.

– Придержите стрелы для их кавалерии! – крикнул я. – По лошадям стрелять только наверняка!

Основная масса противников сошлась в поле, образовав жуткую мясорубку. В бою уже схлестнулись десятки тысяч.

Наши лучники продолжали стрелять, хотя и не так часто, но нашу кавалерию я пока оставил в резерве. Кони нетерпеливо фыркали и рвались в бой.

– Спокойно... – пробормотал я. – Спокойно...

Постепенно адские твари начали одерживать верх. Половина моих солдат погибла, а вторую половину теснили превосходящие силы противника. Лучники начали отступать; им уже трудно было выбирать цели. Я понял, что пора пускать в ход кавалерию.

– Труби атаку! – приказал я, вскидывая меч. Пропела труба, я пришпорил коня и ринулся в бой, а за мной – мои кавалеристы.

Потом все потонуло в водовороте боя. Я видел, как падали лошади и всадники – и наши, и вражеские, – и их рубили на куски. Но я продолжал драться и убивал адских тварей десятками. Солдаты начали собираться вокруг меня, и соединенными усилиями мы проложили широкую просеку во вражеских рядах. Я выкрикивал боевой клич и горячил коня. Я дрался так, как не дрался еще никогда в жизни. Я был в крови с головы до ног. Я рубил железо и плоть, я убивал врагов, разрушивших мою жизнь, отнявших у меня любовь и дом, – и я был пьян горячкой боя.

А потом все закончилось – как-то внезапно. Протрубили вражеские горнисты; адские твари развернулись и принялись отступать. Лучники стреляли им в спину, выкашивая их десятками и сотнями. Солдаты разразились радостными воплями.

Я обмяк в седле. На губах моих играла безумная улыбка. Я был вымотан до предела. А потом я оглядел поле боя. Повсюду грудами валялись трупы – и людей, и адских тварей.

Руки мои дрожали, а голова раскалывалась от боли. Никогда еще я так не уставал.

Но при всем при том меня переполнял восторг. Мы выиграли эту небывалую битву! Мы потеряли две трети своих людей убитыми и ранеными, но мы одержали победу! А враг потерял вдвое больше солдат, чем мы!

Солдаты принялись скандировать мое имя, словно боевой клич: «О-бе-рон! О-бе-рон! О-бе-рон!»

Я вскинул меч и выпрямился.

– Возвращаемся в лагерь! – скомандовал я. – Забирайте наших раненых и мертвых!

Солдаты, сохраняя все то же приподнятое настроение, рассыпались по полю. Они собирали раненых людей и добивали адских тварей, подававших признаки жизни.

Я понял, что в этой войне пленных не будет.

К тому времени, как мы смогли пуститься в обратный путь, ко мне прискакали гонцы с новостями. Новости были нерадостные. Отряд Локе одержал решительную победу, но сам Локе был серьезно ранен. Адские твари стащили его с седла и бросили под копыта своих коней. Солдаты отбили его и принесли обратно в лагерь. Сейчас Локе лежал у себя в шатре и над ним хлопотали врачи.

Впрочем, это еще можно было назвать хорошими вестями.

А вот отряд Дэвина был разбит. И сам Дэвин обратно не вернулся. Он остался лежать где-то на поле боя, среди восемнадцати тысяч других погибших.

Услышав это, я развернул коня и поспешил к Локе. Я растолкал врачей, хоть они и вопили, что генералу необходим покой, и опустился на колени рядом с койкой.

Голова Локе была перевязана, и через бинты уже проступила кровь.

– Локе! – позвал я. – Это я, Оберон.

Веки Локе дрогнули, и он открыл глаза, а потом медленно повернул голову, хотя видно было, что это движение причинило ему сильную боль.

– Что нового? – прохрипел он.

– Мы победили, – ответил я. – Во всяком случае, сегодня.

Локе улыбнулся – и умер.

Я вздохнул, закрыл ему глаза и встал. Тут же откуда-то вынырнули священники и, затянув молитвы, начали готовить тело к погребению. «Надо было спросить у Фреды, как полагается хоронить членов нашего семейства», – как-то отстраненно подумал я.

– Если враги снова перейдут в наступление, пришлите за мной гонца, – сказал я адъютантам Локе. – А сейчас мне необходимо поговорить с отцом.

– Да, генерал, – отозвались они.

Я медленно развернулся и вышел из шатра. Меня окружили офицеры и засыпали вопросами: «как там Локе?» – но мне было не до них.

Я двинулся к замку, не обращая внимания на молнии. На сердце у меня было тяжело. Скоро стемнеет. Молнии на время прекратятся. Так что я спокойно войду в замок и расскажу всем, что случилось.

И перспектива эта меня не радовала.